"Это откат, а не прогресс". Какого качества говядина на столах казахстанцев и почему мяса мало

Почему в Казахстане угасает скотоводство, каков эффект от запрета на экспорт мяса и какую роль в восстановлении отрасли может сыграть наука?

Об этом корреспонденту Informburo.kz рассказал ведущий научный сотрудник Казахского научно-исследовательского института животноводства и кормопроизводства Михаил Тамаровский.

Где мы находимся сейчас

– Михаил Владимирович, как в НИИ оценивают текущее состояние мясного скотоводства в Казахстане?

– Насколько мне известно, Мясной союз Казахстана декларирует, что внутренние потребности страны в говядине полностью закрыты за счёт собственного производства. Утверждается, что объёмы импорта сведены к минимуму. Однако лично я в этом сомневаюсь. Мы говорим о мясном скотоводстве как об уникальной отрасли, основанной на пастбищном разведении специализированных мясных пород крупного рогатого скота. Эта отрасль принципиально отличается от молочного скотоводства, которое предполагает двойную продуктивность: во-первых, за счёт производства молока, а во-вторых, за счёт реализации туши коровы после окончания её продуктивного периода.

Качество мяса в этих двух случаях отличается кардинально, как небо и земля.

Когда в советское время в Казахстане насчитывалось около 2,2 млн голов специализированного мясного скота, из них более 1,5 млн составляли отечественные породы: казахская белоголовая, аулиекольская и тип Жетысу, породы Санта-Гертруда, это было значительным достижением отечественной селекции.

Ситуация резко изменилась в период обретения Казахстаном независимости. Организованные хозяйства начали разрушаться, и мясное скотоводство пришло в упадок. Люди были вынуждены массово вырезать скот, чтобы получить хоть какие-то дивиденды для создания собственного бизнеса или выживания в новых экономических условиях. В результате отрасль зашла в тупик. Была полностью разрушена система государственного управления и контроля за племенным животноводством. Особенно пострадало именно племенное животноводство. Самое ценное поголовье практически сразу было передано в частный сектор, и дальнейшая его судьба оказалась неутешительной.

Постепенное сворачивание государственного управления и утрата контроля со стороны профильных научных учреждений усугубили кризис в мясном скотоводстве. Сегодня в Казахстане численность племенного мясного скота составляет около 500 тысяч голов. Напомню, в советский период эта цифра превышала 1,5 миллиона голов.

В странах с развитым мясным скотоводством, таких как Канада, Австралия, Уругвай, США, принято придерживаться рентабельного соотношения между молочным и мясным поголовьем. В этих странах на одну молочную корову приходится от 5 до 7, а иногда и до 12 голов мясного скота. Это позволяет обеспечивать как внутренний рынок, так и экспорт.

В Казахстане при общем количестве КРС около 8 млн голов численность специализированного мясного скота составляет лишь немногим более 6% (500 тысяч голов). Такое соотношение значительно ниже экономически эффективных показателей, принятых в международной практике.

Сейчас на одну молочную голову приходится 0,06 мясных. А ведь для того чтобы обеспечить высокую рентабельность, должно приходиться от 5 до 7–12 голов. Понимаете, в чём проблема? Весь смысл в том, что мы сегодня едим крайне некачественную говядину от выдоенных коров с пониженным содержанием витаминов и  качественного белка, выращенных в неизвестно каких условиях. Это мясо не приносит особой пользы организму, оно не обеспечивает нас полноценным питанием. Это мясо отработанного, выбракованного молочного скота.

Наша задача сейчас – не просто развивать отрасль непродуманно и спонтанно, не завозить массово импортное поголовье, не тратить государственные деньги на строительство новых площадок, а планово и поэтапно поднимать продуктивность молочного скотоводства и наряду с этим развивать ускоренными темпами, на основе имеющегося племенного поголовья, мясное скотоводство, отдавая предпочтение отечественным породам. Если мы доведём надои хотя бы до 7,5–8 тысяч литров в год, то есть увеличим их примерно в 2,5 раза, то одновременно возрастёт и производство качественного мяса от специализированных мясных пород. При этом количество молочного скота сократится, а эффективность отрасли повысится. Эта ситуация  без слов показывает, насколько у нас сейчас не развито мясное скотоводство.

Проект с потенциалом

– В чём вы видите главные системные ошибки, которые привели к деградации племенного животноводства в Казахстане и можно ли их ещё исправить?

– Раньше существовала чёткая пирамидальная структура: в её основе были племенные заводы – крупные хозяйства, занимавшиеся под руководством учёных селекцией, выведением пород, линий, новых генетических типов. На следующем уровне работали репродукторы, которые тиражировали полученный племенной материал и передавали его в товарные, в том числе фермерские хозяйства.

Система работала эффективно: обеспечивалась репродукция и передача в товарное производство генетически качественного молодняка, шло постоянное улучшение пород. С разрушением системы рухнуло и всё животноводство. Причём не только крупный рогатый скот, но также и овцеводство, свиноводство, коневодство и козоводство. Всё стало хаотичным, каждый начал работать по-своему, без координации и стратегии.

В 2011 году по инициативе Минсельхоза стартовала программа по повышению экспортного потенциала говядины. Решили, что внутренние потребности в мясе подождут, и начали развивать экспорт качественной казахстанской говядины. На реализацию этой программы ушли существенные по тем временам средства.

Как учёный, работающий 47 лет в институте животноводства и занимающийся селекцией мясного скота, могу сказать: если бы эту программу довели до конца, она действительно могла бы изменить отрасль. Программа включала всё необходимое: в первую очередь восстановление племенного поголовья. До этого отрасль развивалась хаотично, без системного подхода. А в этой программе было заложено всё, что сегодня продолжают обсуждать как насущную необходимость.

В рамках программы с 2011 года было предложено увеличить долю племенного скота в общем поголовье с 10 до 30%. Это была амбициозная, но оправданная цель: рост доли племенных животных ведёт к повышению продуктивности и улучшению генетических характеристик всего стада. Работа шла по двум направлениям. Первое – развитие собственных пород: казахской белоголовой, аулиекольской и типа Жетису, породы Санта-Гертруда. Учёные получили поддержку, с нами начали активно сотрудничать.

Второе направление касалось восстановления маточного поголовья – планировалось его довести до 61% от общего стада, чтобы ускорить восстановление отрасли. Для этого решили завозить мясной скот из ведущих стран. Однако здесь была допущена системная ошибка: прежде чем завозить импортных животных, нужно было изучить их биологические особенности и условия хозяйств, куда они попадут.

Предприниматели активно включились в процесс: завоз субсидировался государством примерно на 40%, и бизнесмены охотно закупали породистый эффективный скот. Но завоз оказался не в полной мере и не во всех случаях обоснованным. Не было анализа условий содержания, данных об адаптационных свойствах завозимых пород  и реальных потребностях хозяйств. Это и стало одним из слабых мест всей программы.

Импортный скот следовало изначально завозить в рамках пилотных проектов, в небольших объёмах и в ограниченное количество хозяйств с хорошими условиями. Вместо этого стали ввозить повсеместно, без учёта готовности хозяйств. Тем не менее даже такой подход дал результат: увеличилась доля племенного стада. Сейчас около 30% из 500 тысяч зарегистрированного в палатах поголовья  – это ангусская и герефордская породы, которые ввозились в рамках программы. Под них начали создавать племенные репродукторы.

Вторым ключевым элементом программы было создание крупных откормочных комплексов, по плану до 40 объектов. Это были замкнутые производственные циклы: откормочные площадки на 5–10 тысяч голов, репродукторные фермы, мясокомбинаты, убойные и перерабатывающие цеха. Задумка была сильной, но на практике реализация подкачала. Много объектов остались недостроенными или заброшенными. Те, что функционируют, работают не на полную мощность: загруженность откормочных площадок составляет не более 50–60%.

Планировалось увеличить численность и улучшить генетику существующего мясного поголовья, а также ускоренно расширить племенное стадо за счёт импорта, преимущественно маточного поголовья. Под это должна была быть выстроена целая сеть репродукторных хозяйств. К 2020 году программой планировалось довести долю специализированного мясного скота до 61% от общего стада. То есть более половины. А по факту сегодня имеем 500 тысяч на 7,5 миллиона поголовья молочного скота. Это даже не половина, а гораздо меньше. В начале реализации проекта доля мясного скота в общем стаде составляла около 10%, а спустя годы снизилась до 6–7%. Это откат, а не прогресс.

Также ставилась цель увеличить экспорт высококачественной говядины:

• до 60 тысяч тонн к 2016 году;
• до 180 тысяч тонн к 2020 году.

Но в 2016-м, если мне не изменяет память, экспорт составил всего около 16–19 тысяч тонн, что в несколько раз меньше плана. К 2020 году целевой показатель также не был достигнут.

Предусматривалось также строительство промышленных площадок с собственными мясокомбинатами и репродукторами, но и здесь многие объекты остались недостроенными или не вышли на плановую мощность. Программа подразумевала массовое улучшение продуктивных и племенных качеств крупного рогатого скота в мелкотоварных хозяйствах – фермерских, крестьянских, личных подворьях.

Это был проект с огромным потенциалом, настоящая "золотая жила". Идея заключалась в том, что крупные хозяйства с племенным  скотом могли бы полностью обеспечивать качественным генетическим материалом все мелкие хозяйства. То есть система могла быть выстроена "от и до" и принести хорошие результаты, если бы была доведена до логического завершения. 

Почему научный контроль необходим

– Какие научно-практические рекомендации НИИ давал в последние годы для повышения рентабельности фермерских хозяйств и были ли они реализованы?

– Институт оказался в пограничном состоянии. После всех реформ, слияний и реорганизаций, в том числе управляющих аграрной наукой организаций, а их только за мою карьеру было около семи, из прежнего института животноводства с 250 сотрудниками осталась объединённая структура, где под одной крышей работают около 180 сотрудников из четырёх бывших НИИ.

А наука, особенно в сфере селекции, не терпит постоянных изменений. Это должна быть непрерывная стабильная работа. Каждое изменение в управлении наукой приносило новые приоритеты в вектор научной деятельности подведомственных научных организаций. В итоге результат перед вами.

Совместно с региональными соисполнителями институт на период разработки и массового внедрения республиканской программы крупномасштабной селекции в скотоводстве действительно охватывал практически все племенные хозяйства, занимающиеся мясным и молочным скотоводством в Казахстане, мы сотрудничали с ними на договорной основе. И не просто охватывали, а давали конкретные ощутимые результаты. Ведь если бы наша работа была нерентабельной или бесперспективной, к нам никто бы не пришёл, согласитесь. А на тот момент мы сопровождали около 740 хозяйств: фермерских, крестьянских, крупных, средних и даже полусредних. Конечно, личные подворья не входили в этот список, но отрасль в целом была под научным контролем.

Это был период крупномасштабной селекции и первые результаты тогда были отличные. Причём мы ведь работали в тяжёлых условиях, без надлежащего финансирования. Держались на научной базе, заложенной ещё в советские годы, на профессионализме и, что важно, на научной совести. Благодаря этому мы как могли вытягивали научное и в том числе племенное обеспечение отрасли. Это важно, потому что тогда происходила одна из ключевых вех в истории казахстанского животноводства.

В рамках приказа Министерства сельского хозяйства от 24 марта 2009 года был утверждён план мероприятий по проведению крупномасштабной селекции в скотоводстве. Учёные нашего института приняли активное участие в разработке его концепции как для молочного, так и для мясного направления. Это была очень важная работа.

И именно тогда, впервые в истории отечественного животноводства, были заложены научно-практические основы информационно-аналитической системы крупномасштабной селекции в скотоводстве. Она позволила в электронном формате аккумулировать зоотехнические данные, отслеживать родословные животных, проводить анализ и формировать базу для научно обоснованных решений. И, что особенно важно, эта система работает по сей день, внедрена в практику и охватывает всё племенное животноводство в стране. Это, можно сказать, главное, что уцелело от той большой программы.

Основные разработчики системы – сотрудники нашего института, в частности Айбын Тореханов и Талгат Карымсаков. Мы начали внедрять эту систему в масштабе республики, первые из постсоветских стран. Ранее подобные подходы использовались только на Западе, например, в странах ЕС и США, а в России она начинала внедряться частично. А вот Казахстан благодаря своей аграрной науке сумел сделать серьёзный шаг вперёд.

Также впервые была разработана и апробирована в базовых хозяйствах института методика индексной оценки племенной ценности, основывающаяся на системе БЛАП. Система БЛАП – это цифровая система оценки, позволяющая  быстро ранжировать животных по генетическому потенциалу. Мы адаптировали и доработали западную модель под наши условия, и это дало колоссальный эффект.

Причём эффект проявился не только в статистике или учёте, но и в реальной экономике. Там, где система внедрена, хозяйства получают от ускорения селекционного процесса ощутимый экономический результат. Я как селекционер могу сказать: раньше, чтобы определить племенную ценность быка-производителя, нам нужно было его вырастить и испытать по продуктивности и только потом, после анализа качества его потомства, делать выводы о его назначении. А это время, это ресурсы. Сейчас же, с применением новой методики мы уже на более раннем этапе видим потенциал животного по генетике, родословной, производственным параметрам. И можем прогнозировать результаты скрещивания, вести точную селекцию, не теряя годы на длительные и не всегда результативные эксперименты.

Вот это всё – результат той самой программы 2009 года. Это действительно было время подъёма. Начало большого движения. Настоящая волна. Но, к сожалению, продлился этот период недолго. Потом курс изменился, многое свернули, приоритеты начали смещаться, пришло новое руководство в управление наукой, и всё снова пошло по кругу: реорганизация, смена ориентиров. Но теоретическая база для селекции была заложена мощная. И то, что система живёт до сих пор, – это показатель её ценности. 

Мяса в стране не хватает

– Сейчас обсуждают подорожание говядины. Фермеры говорят: нужно открывать экспорт, иначе выжить невозможно. А вы, напротив, утверждаете: нам и для внутреннего рынка мяса не хватает. Где истина?

– Фермеров понять можно. Они живут по законам рынка, сами себя вытаскивают как могут. Сегодня нет стабильной господдержки, значит, ищут, где выгоднее. Если внутри страны никто не помогает, не субсидирует, естественно, они будут перегонять скот за границу – в Узбекистан, например. Это нормальная, рыночная логика: где дороже, туда и продают.

Но с точки зрения продовольственной безопасности это большая проблема. Потому что у нас и внутренний рынок недостаточно обеспечен. Мяса в стране не хватает, особенно качественного. А разговоры об экспорте в таких условиях, извините, пока преждевременны.

На самом деле, если государство хочет сохранить мясное животноводство и удержать цены на приемлемом уровне, есть два пути. Первый – это запрет на экспорт, но он должен быть временным и с компенсацией. Второй – это субсидирование производства. Почему бы не субсидировать фермеров нормально? Деньги в стране есть. Очень хорошие доходы идут от недр. Вот и получается: мясо дорожает, фермеры и потребитель страдают. Если хотим устойчивого развития, без вмешательства государства не обойтись. Рынок самостоятельно не вытащит всю отрасль.

Сейчас субсидии в животноводстве не растут, а скорее, снижаются. Вместо этого обсуждается идея долгосрочного кредитования, но она выгодна в первую очередь крупным товаропроизводителям – тем, у кого есть откормочные площадки и замкнутый цикл.

Узнал из прессы, что в Южном Казахстане планируют построить новый гигантский откормочный комплекс – на 5 тысяч голов и более, с собственным мясокомбинатом, цехами по переработке, убою, колбасами, консервами. Казалось бы, хорошая идея, но ведь это уже всё было! Программа прошлых лет начиналась с тех же амбиций, и где она теперь? Про неё стараются не вспоминать.

А ведь эти проекты нужно не просто начинать, а тщательно анализировать. Смотреть, что получилось, какие были ошибки. И не повторять их. Должна быть персональная ответственность за каждое государственное вложение. Все проекты нужно просчитывать, оценивать и только потом внедрять. Так же, как и с новыми породами скота: сначала отбор, испытания, апробация – и только потом масштабное внедрение.

А у нас как бывает? Кто-то слетал в Австралию, увидел там красивый мясной скот, завёз, а он не прижился, или везли молочных коров из Европы, а по дороге подхватили болезнь Шмаленберга, по-моему, так весь скот пришлось вырезать и сжечь. Всё из-за того, что не провели анализы, не учли местные условия.

– Почему, по вашему мнению, попытки быстро нарастить поголовье КРС за счёт импортного скота часто заканчиваются провалом? Что мешает устойчивому развитию мясного скотоводства в Казахстане?

– Если мы действительно хотим развивать мясное скотоводство, начинать нужно с комплексного развития молочной отрасли. Нельзя хватать идеи кусками. Завезли красивый скот из-за границы, не адаптировали, а он зимой не вынес условий содержания. Так нельзя. У нас другая ментальность, другое отношение к животным. В тех же Канаде или Австралии скот почти как член семьи. У нас так и было раньше, до советского обезличивания собственности.

Импортный скот нельзя просто завозить и сразу разводить. Его нужно тестировать на ограниченном поголовье, скрещивать с местными породами. Когда выводили казахскую белоголовую, понадобились десятилетия. А сейчас хотят за пару лет всё наладить. Так не бывает.

Подход должен быть научно обоснованным, экономически просчитанным. Тогда интерес появится и у фермеров, и у инвесторов. А пока мы ищем волшебные рецепты – толку не будет. Главное, создать условия. Если я буду знать, что в хозяйстве будет стабильный доход, я сам поеду разводить племенной скот.

– Почему на рынке цены на баранину и конину остаются более стабильными по сравнению с говядиной?

– Потому что спрос на конину и баранину в Казахстане в основном покрывается за счёт частных хозяйств. Эти виды мяса проще производить: овец и лошадей легче содержать, особенно в наших климатических и хозяйственных условиях. У них есть устойчивое место в национальной кухне, они традиционно востребованы, поэтому дефицита не возникает.

А вот с говядиной сложнее. В республике в сложившихся условиях крупный рогатый скот мясных пород требует больше ресурсов, его технологически сложнее выращивать, особенно при сокращении или отсутствии возможности пастбищного содержания. Именно на максимальном использовании естественных пастбищ строится экономика мясного скотоводства. Сегодня у нас нет таких пастбищ, как раньше.  Хотя, по некоторым данным, в нашей стране имеется более 180 млн гектаров естественных пастбищ, из которых почти 50% остаются неосвоенными. А ведь именно на этих землях можно было бы эффективно развивать пастбищное мясное скотоводство. Это дешевле, экологичнее и позволяет получать высококачественную говядину.

Так что обеспечение пастбищного мясного животноводства – в первую очередь это вопрос доступа к пастбищам.

– Какие шаги необходимы для развития мясного скотоводства в Казахстане?

– Начинать нужно с ревизии пастбищ. Сегодня в больших количествах лучшие участки земли зачастую находятся у людей, никак не связанных с сельским хозяйством: кто-то держит их в запасе, кто-то строит на них что-то не по назначению. Необходимо провести государственную ревизию пастбищных участков и освободить те, что используются нецелевым образом.

Далее. Необходима разработка и утверждение на уровне Минсельхоза плана породного районирования. Раньше это работало и в Казахстане, и в СССР. Люди знали: вот на этих землях лучше разводить, например, аулиекольскую или герефордскую породу, а на других – калмыцкую или вообще следует заняться молочным скотоводством, овцеводством или коневодством. Это системный, научно-обоснованный подход, а не случайный выбор.

Субсидии мясному скотоводству тоже крайне нужны. Особенно если использовать механизмы, обозначенные раньше в программе по повышению экспортного потенциала. Эти деньги возвращаются через продукцию. А вот коррупционные схемы чаще всего возникают не на уровне фермера, а выше – там, где распределяются средства.

Кроме того, нужно установить государственные стандарты и ценовые категории на говядину. Ведь мясо от породистого мясного скота – белоголовой,  аулиекольской, ангусской и других мясных пород – должно стоить значительно дороже. Оно качественнее и требует других затрат. Сейчас на рынке бывает и верблюжатина под видом говядины, особенно в шашлыках. А в магазинах и на базаре в основном продают мясо от откармливаемого молодняка или взрослого отработанного молочного скота, которое по качественным показателям существенно уступает говядине, полученной от мясного скота. Так что без стандарта и контроля мы не сможем развивать отрасль.

Где лучшее мясо в Казахстане

– Какой скот сегодня составляет основу мясного производства в Казахстане? Сохранился ли местный аборигенный скот?

– Нет, аборигенного казахского скота у нас не осталось, хотя иногда появлялись сведения, что где-то он ещё встречается, но это фейковая информация. Сейчас в личных хозяйствах разводят в основном улучшенный скот – то есть помесей с разными породами. Молочный скот, например, в советский период и по настоящее время улучшали швицкой, голштинской и айширской породами. Сейчас улучшают тоже, но бессистемно и без научного сопровождения. Основная масса говядины на рынке – это мясо от такого молочного скота, в том числе из частного сектора, только менее продуктивного.

Хорошее и более качественное мясо в Алматы можно найти, когда оно поступает из удалённых районов – например, из Кегенского или Нарынкольского. Там говядина часто производится от помесного мясного скота при выращивании, откорме и нагуле на естественных горных пастбищах с уникальным травостоем. В мясном скотоводстве коровы не выдаиваются, так как телята выращиваются подсосным методом до отбивки в восьмимесячном возрасте. Только иногда практикуется ограниченное получение молока для личного потребления. Такой молодняк с дальних отгонов при убое даёт лучшее по вкусу мясо – это сразу видно и по виду, и по качеству.

– Может ли интеграция растениеводства и животноводства в одном хозяйстве стать выходом для развития мясного скотоводства? Есть ли успешные примеры?  

– Безусловно. Интеграция растениеводства и животноводства – это не просто решение, а необходимое условие для эффективного ведения мясного скотоводства. Особенно если речь идёт о производстве кормов, таких как сено, силос, зернофураж. Мясное животноводство сложно развивать без собственной кормовой базы и доступа к пастбищам. Раньше это было нормой: в большинстве крупных хозяйств органически сочетались отрасли животноводства и кормопроизводства. Но сейчас, когда земли оказались в чужих руках, у тех, кто не занимается производством сельскохозяйственной продукции, эта система не практикуется. 

Есть успешные кейсы. Например, агрофирма "Диевская" в Аулиекольском районе Костанайской области. Это хозяйство производит крупные объёмы зерна, перерабатывает его в муку и обеспечивает ей значительную часть региона, а также экспортирует в страны ближнего зарубежья – Россию и Узбекистан. При этом у них успешно разводится крупное племенное стадо мясного скота: 2500 голов отечественной  аулиекольской породы и ещё 500 голов французской породы шароле, которую они завезли за свой счёт из Канады без получения каких-либо субсидий.

Такое ведение хозяйственной деятельности наглядно показывает, как должна работать модель: наука + производство = устойчивость в рентабельности производства качественной продукции. С момента организации хозяйство обеспечивается бесперебойным научным сопровождением, являясь базовым по выполнению научных программ нашего НИИ – животноводства и кормопроизводства. Многолетнее сотрудничество производства с наукой приносит существенные результаты как в производственном, так и в научном аспектах. Хозяйство получает от мясного скотоводства стабильную прибыль, наука выводит новые селекционные достижения. К слову будет сказано, что первый руководитель базового хозяйства Олег Даниленко и сам принимает активное участие в выполнении научных программ, являясь доктором сельскохозяйственных наук и действительным членом Национальной академии аграрных наук Республики Казахстан.

Но тем не менее есть и проблемы. Например, государственные ограничения на экспорт мясного скота мешают зарабатывать. Мера вроде бы направлена на обеспечение внутренней продовольственной безопасности, но на деле убивает мотивацию фермера и провоцирует рост цен на внутреннем рынке. Здесь нужен баланс: или обеспечьте рентабельность на внутреннем рынке, или дайте экспортировать.

В этой связи особенно важна адресная господдержка. Раньше субсидии шли на площадки, откуда уже распределялись в зависимости от количества скота. Это был эффективный механизм. Сейчас же всё это свернули. Разрабатываются новые концепции, но никто не анализирует старый опыт. Отсюда и финансовые, и производственные потери. Кроме того, у нас нет персональной ответственности за некоторые  провальные проекты и программы. Деньги потратили, результата нет, и никто не ответил.

Если хотим развивать мясное и молочное животноводство, нужно смотреть на решение проблемы комплексно: пастбища, корма, переработка, породы, стандарты. Только так появится устойчивость. И тогда уже можно говорить о рентабельности всей отрасли.