"Я больше не могу терпеть эту боль": как распознать суицидальные наклонности у ребёнка

Правда ли, что соцсети и видеоигры могут подтолкнуть подростка к последнему шагу, почему эмоциональная боль часто остаётся незамеченной и как родителю "тихого" ребёнка распознать тревожные сигналы – рассказывает психолог-суицидолог.

Прошлый год шокировал казахстанцев высоким уровнем суицидов среди детей. По данным Генпрокуратуры, всего за восемь месяцев 2024 года в стране произошло 2389 случаев суицида, причём в 128 случаях самоубийства совершали дети от 5 до 18 лет. Как изменилась ситуация с тех пор, какие меры сегодня действительно работают и на что родителям стоит обратить внимание – разбираемся вместе с суицидологом, психологом Nazarbayev University, национальным тренером ЮНИСЕФ Сымбат Абдрахмановой.

– Сымбат Нуртазакызы, какова последняя статистика по суицидам среди детей? Изменилось ли что-то с прошлого года?

– К сожалению, данные за первое полугодие 2025 года действительно вызывают тревогу – мы наблюдаем рост числа подростковых суицидов примерно на 10% по сравнению с тем же периодом прошлого года. И, к сожалению, это не единичный всплеск. Мы видим, что рост таких случаев – это глобальная тенденция, которая отражает глубинный кризис психоэмоционального состояния подростков.

Они живут в условиях постоянного давления, неопределённости и тревожности. Всё это накладывается на потерю живого общения, изоляцию, семейные конфликты и, конечно, влияние цифровой среды. Меня часто спрашивают, почему подростки идут на такой шаг. И, как психолог, я скажу честно: в большинстве случаев мы никогда не узнаем одного точного ответа. Но практически всегда присутствует одно общее переживание – невыносимая хроническая душевная боль. В книге "Reducing Suicide: A National Imperative" ("Снижение уровня суицидов: национальный приоритет" – пер. автора) это состояние описано просто и точно: "Я больше не могу терпеть эту боль".

Именно поэтому наша задача не только фиксировать статистику, но и строить систему, где подросток не остаётся один со своей болью. И в этом есть прогресс. Если 10 лет назад Казахстан входил в десятку стран с самым высоким уровнем подростковых суицидов, то сейчас мы находимся на 20-м месте. Это результат серьёзной работы: усиления профилактики, появления горячих линий, подготовки школьных психологов, запуска программ ментального здоровья.

Но этого всё ещё недостаточно. Нам нужно идти дальше: развивать систему раннего реагирования, формировать доверие между подростком и взрослым и создавать общество, в котором обращаться за помощью – это нормально, а не постыдно.

– Что представляют собой основные триггеры суицидальных наклонностей среди подростков? Многие родители обеспокоены, что именно соцсети и видеоигры могут подтолкнуть подростка к последнему шагу. Правда ли это?

– Да, тема триггеров, то есть факторов, способных спровоцировать или обострить суицидальные мысли, одна из самых болезненных в работе с подростками. Суицид никогда не возникает вдруг: это, как правило, результат накопленной эмоциональной боли, часто в сочетании с отсутствием поддержки, неумением справляться с трудностями и ощущением безысходности.

Среди наиболее частых триггеров:

• хронический стресс и давление – например, из-за учёбы или ожиданий взрослых;
• семейные конфликты или развод родителей;
• насилие в любом его проявлении;
• буллинг – как в школе, так и в интернете;
• ощущение собственной ненужности, одиночества, изоляции;
• уже имеющиеся психологические состояния – депрессия, тревожные расстройства, посттравматический стресс;
• злоупотребление алкоголем или другими веществами.

Что касается социальных сетей и видеоигр – вопрос очень неоднозначный. Сами по себе они не являются причиной суицида, но могут усиливать уязвимость, особенно если подросток уже находится в кризисе. Например, в соцсетях он может подвергаться кибербуллингу, может бессознательно сравнивать себя с "идеальными" образами и чувствовать свою неполноценность или попадать в закрытые деструктивные сообщества. То же касается и видеоигр – они могут быть как способом разрядки, так и, при отсутствии баланса, способом уйти от реальности, собственных проблем, игнорируя их.

Однако очень важно не демонизировать технологии. Соцсети и игры – это только отражение среды, в которой живёт подросток. Поэтому главный вопрос не в самих технологиях, а в том, насколько устойчива эмоциональная система подростка и есть ли у него взрослые, с кем он может без страха и стыда обсудить свои переживания.

– Вы психолог в Nazarbayev University. Поделитесь, пожалуйста, часто ли студенты прибегают к вашей поддержке?

– Я работаю в Nazarbayev University около года. До этого я много лет проработала в регионе и могу сказать, что разница в культуре обращения за психологической помощью очень ощутима. В регионах по-прежнему сильна стигма: обращение к психологу часто воспринимается как что-то постыдное или крайняя мера, допустимая только "в тяжёлых случаях". Это мешает многим людям своевременно получать поддержку, особенно молодёжи.

В университете же я вижу совершенно другую картину. Здесь культура обращения за психологической помощью уже в значительной степени сформирована. У студентов это не вызывает стыда, скорее воспринимается как нормальная и зрелая практика заботы о себе. 

При этом к нам обращаются не только "в кризис", но и за профилактической поддержкой, чтобы лучше понять себя, научиться справляться с эмоциями, повысить устойчивость. Мы активно работаем над тем, чтобы сделать психологическую помощь доступной, ненавязчивой и естественной частью университетской культуры. Это включает в себя групповые тренинги, мастер-классы, онлайн-ресурсы и кампании по снижению стигмы.

– Представим ситуацию: ребёнок сам по себе неразговорчивый, скромный, тихий и молчаливый. Как в таком случае родителю определить, что у ребёнка появились суицидальные мысли?

– Действительно, именно в таких случаях взрослым бывает сложнее всего распознать, что ребёнок находится в эмоциональном кризисе. Это один из самых тревожных сценариев, потому что суицидальные мысли у подростков редко выражаются открыто, особенно если ребёнок по характеру интровертный и не привык говорить о себе.

Прежде всего стоит обратить внимание на изменения в привычном поведении: ребёнок теряет интерес к тому, что раньше его увлекало – хобби, музыка, рисование, спорт; становится вялым, уставшим, жалуется на сонливость. Это часто воспринимается как леность, но может быть симптомом депрессии. Появляются высказывания вроде "я никому не нужен", "если бы меня не было, всем было бы легче" – даже если они произносятся в полушутку, это важный сигнал. Может усиливаться тревожность. Подросток начинает избегать общения, жалуется на головные боли или боли в животе, становится раздражительным без явной причины, появляются изменения в аппетите и сне: бессонница, ранние пробуждения, потеря веса. Он вдруг начинает раздавать вещи, наводить порядок, проявлять избыточную заботу – такие действия могут быть формой "скрытого прощания". Может появиться интерес к темам смерти, загробной жизни, утраты, – это видно по рисункам, записям, интернет-поиску.

Важно понимать, что интроверсия сама по себе не является защитой от эмоциональных кризисов. Напротив, именно замкнутые, подростки часто дольше остаются незамеченными, потому что не умеют или боятся просить о помощи. Поэтому ключевое – это не сколько ребёнок говорит, а насколько с ним есть эмоциональный контакт.

Родителям в такой ситуации я бы рекомендовала: 

• Уделять внимание чувствам, даже если ребёнок не любит говорить в лоб. Можно обсуждать книги, фильмы, музыку, через них подростку проще выразить свои эмоции.
• Спрашивать прямо, но мягко: "Случается ли, что тебе ничего не хочется? А было ли, что тебе казалось, будто всё слишком тяжело?" Такие вопросы открывают пространство для диалога.
• Не обесценивать его переживания. Иногда ребёнку не нужен совет, ему важно просто быть услышанным.
• Если есть внутренние сомнения, лучше не ждать, а обратиться за консультацией к специалисту. Даже одна встреча с психологом может помочь понять, есть ли реальная угроза, и вовремя среагировать.

Суицидальные мысли – это почти всегда не про смерть, а про невыносимую внутреннюю боль. И наша задача – помочь ребёнку не оставаться с этой болью один на один.