Акцент – это естественно. Главное, чтобы человек говорил и понимал на казахском

Фото Depositphotos.com
Фото Depositphotos.com
Когда в республике не было стандартов преподавания казахского языка как неродного, автор собственной методики Макпал Аман создала их сама.

Макпал Аман – преподаватель казахского языка с 16-летним опытом и автор собственной методики обучения.

Долгое время она работала в корпоративной среде, где видела: готовые программы не дают ощутимого результата. Студенты годами ходили на курсы, но так и не начинали говорить. Именно это стало для неё отправной точкой. Сегодня педагог проводит индивидуальные онлайн-занятия, в основном со своими постоянными студентами, и делится подходом в соцсетях, где интерес к казахскому языку растёт с каждым днём. Для этого ей пришлось изучить международные методики английского и разработать собственный путь к живому казахскому языку.

Казахский как иностранный 

– Макпал, что подтолкнуло вас искать свой подход к преподаванию и почему готовые методики, которые вы использовали в государственных организациях, вас не удовлетворили?

– После института я сразу начала работать со взрослыми в полугосударственной образовательной организации, где тогда проводились бесплатные курсы. Учебники создавались самой этой организацией и делились, как обычно, на три уровня. Но методика, по сути, была рассчитана не на тех, кто изучает язык как иностранный, а на тех, для кого он родной. Поэтому она не давала ощутимого результата – не чувствовалось никакой динамики. Всё проходило шаблонно: студент мог рассказать о себе, о семье, о работе, выучить пару фразеологизмов, но в реальном общении всё равно терялся и не мог вступить в коммуникацию.

– Почему привычные программы не давали результата, по вашим наблюдениям?

– Я быстро заметила, что методика перегружена и оторвана от реальной жизни. В учебниках много грамматики, но не объясняется, когда и зачем её использовать. В программе всё смешано – пословицы, традиции, делопроизводство, но нет живой речи. Студенты могли выучить склонения и слова, но не могли рассказать, что с ними произошло вчера.

После института я сразу начала работать / Фото из личного архива

Самое тяжёлое было видеть, что взрослые люди, которые годами ходили на курсы, не верили, что вообще могут выучить язык. Формально они переходили с уровня на уровень, но качественно ничего не менялось. Тогда я стала искать ответы сама, анализировать, как мы говорим в быту, на работе. И поняла, что нужно совсем другое обучение – живое, осмысленное, связанное с реальностью.

–  Кажется, это как раз особенность вашего подхода. Вы иначе оцениваете результат студентов. Ведь ваши коллеги, разработчики программы, скорее, шли по накатанной. Их, возможно, не так волновал именно разговорный результат, как вас?

– Не все мои коллеги тогда понимали, как можно перестроить обучение. Поэтому всё строилось очень формально: есть утверждённая программа, значит, нужно просто следовать ей. Никто особенно не задумывался, почему она не работает. Считалось, раз учебники написаны и одобрены, значит, так и должно быть. Тогда я сама ещё не занималась методикой и не писала учебники, но уже понимала, что этого недостаточно, чтобы человек заговорил по-настоящему.

X-Files

– В какой момент вы решили поехать в Великобританию и зачем?

– Я накопила деньги и купила билет, поехала учиться в языковую школу Kaplan в Великобритании. Это сеть, где иностранцев обучают английскому языку. Мне хотелось увидеть, как работают настоящие методики Oxford и Cambridge, потому что тогда в Казахстане интернет был слабо развит, а учебники – ограниченные. Я выбрала английский язык, чтобы на его примере понять, как выстраивать преподавание казахского.

Я провела в Великобритании около двух месяцев. Это было в 2010–2011 годах, тогда у меня буквально открылись глаза: обучение может быть живым, понятным и полностью ориентированным на жизнь.

В Казахстане я не могла найти ответов, а там сразу увидела, как устроено обучение иностранцев языку. На уроках была постоянная практика: диалоги, обсуждения, живая речь. Темы простые, из повседневной жизни, никакой перегрузки традициями или пословицами. Всё системно: аудирование, чтение, грамматика – всё связано между собой.

Особенно меня поразило, что у каждого уровня – от A1 до C1 – были собственные частотные словари и толстые методички для преподавателей. Всё чётко структурировано: когда использовать то или иное время, фразовый глагол или предлог. Я изучала это и как студент, и как преподаватель. Цели выучить язык у меня не было. В школе и университете я изучала немецкий, а английский осваивала сама с репетитором. Казалось, что знаю разговорный уровень, но, когда приехала в Лондон, испытала шок – не понимала обычные фразы. Тогда я осознала, насколько важно аудирование: на первых этапах – это почти 80% успеха.

Язык, конечно, улучшился, потому что там была соответствующая языковая среда и выбора не было. В Казахстане можно перейти на русский, а там нужно говорить на английском. Социум, программа, атмосфера – только вместе всё это даёт результат.

В Кембридже и Оксфорде можно было заходить прямо в издательства – Oxford Press, Cambridge Press – и работать с материалами. Я часами сидела там, делала заметки, адаптировала вручную. Видела, насколько всё систематизировано и прозрачно. Тогда я поняла: в казахском языке аналогичные конструкции никем не описаны и не объяснены. Например, когда использовать вспомогательное слово кету, когда – тұру, отыру, жату или жүру?

Эти вещи нужно стандартизировать и объяснять студентам системно. Сейчас я как раз начала разбирать это в своём Instagram, потому что у нас, к сожалению, многое будто "засекречено". Хотя на Западе всё давно оформлено в чёткие методики: хочешь выучить язык – выучишь, потому что там есть система и ясный стандарт. Вот эту системность я решила перенести в свою методику.

– Каким основным навыкам необходимо обучать при изучении языка?

– Это везде одинаково. Аудирование, чтение, говорение, грамматика и письмо – всего пять навыков. Они должны быть взаимосвязаны: грамматика и слова должны повторяться во всех упражнениях и навыках, тогда всё доводится до автоматизма. Такая система есть в английском, китайском и других языках.

– Кроме казахского?

– К сожалению.

– То есть такой подход недоступен в Казахстане?

– В целом доступен, но не все понимают методику преподавания. Есть, например, сертификат CELTA, который выдаётся подразделением Кембриджского университета. Преподаватель с таким сертификатом может работать в любой стране и умеет преподавать язык как иностранный. Я тогда жадно впитывала всё, что касалось методики преподавания, старалась понять каждую деталь, почему именно так строится обучение.

Никогда не стоит брать репетитора без программы. Если преподаватель говорит: "Давайте я по-своему, у меня есть статья, сегодня по ней, завтра по другой", – это путь в никуда. 

Настоящий специалист должен работать системно и понимать, как выстраивается обучение. Надо выбирать программу с чёткой структурой. Нужно спрашивать у преподавателя, что именно слушатель освоит после каждого уровня, сколько слов будет знать, какие грамматические конструкции освоит. Это должно быть прозрачно. Не стоит верить обещаниям, что язык можно выучить за три месяца или десять уроков. 

Кембриджский университет / Фото из личного архива

– Что стало основой вашей авторской методики? В чём её суть?

– Главное, что я перенесла из зарубежного опыта, – это структура и система. Я создала программу по евростандарту от A1 до C1. В каждом уровне и модуле обязательно присутствуют все навыки: аудирование, говорение, чтение, письмо и грамматика. Каждая тема связана с реальными словами и конструкциями, которые чаще всего встречаются в жизни.

Лексику, частотные слова и грамматические конструкции я подбирала сама – часть текстов сочиняла, часть адаптировала из подкастов и международных материалов, создавая к ним упражнения. Так появилась целостная программа "Казахский как иностранный". Человек изучает язык последовательно, через практику, так же, как изучают английский или любой другой иностранный язык.

Вы упоминали частотные слова. Почему они важны?

– Частотные слова составляют основу живой речи, примерно 70%. Но важно не просто выучить список. Эти слова должны встречаться во всех навыках. Студент слышит их в аудировании, использует в письме, видит в тексте, а затем применяет в разговоре. Только после нескольких повторений в разных контекстах слово становится "своим".

Когда грамматическая конструкция связана с определённой тематикой, обучение становится осмысленным. Например, тема "хочу" – это сразу лексика про мечты, планы, желания. Или тема present simple в английском – ежедневная рутина: "Я работаю", "Я пью кофе", "Я хожу в спортзал". Точно так же и в казахском: важно, чтобы слова и грамматика шли вместе. Тогда человек действительно начинает говорить.

У нас в учебниках часто встречаются слова, которые в жизни вообще не используются. Например, жорға, қамшы – такие сложные редкие слова. Студенты их зубрят, но потом не могут применить.

Я начала специально наблюдать за живой речью. Слушала, о чём мы говорим дома, какие слова употребляем с друзьями, и поняла, что этих "учебниковых" слов просто нет в реальной жизни. Поэтому так важна частотная лексика, нужно понимать, какое слово действительно используется, а какое – нет.

К примеру, в тех же школьных учебниках встречаются слова, которых никто не употребляет. Я не работала в школе и не преподавала детям, поэтому не могу подробно судить, но понимаю, что там программа перегружена и подача слишком сложная.

Не использую воспитательный тон

–  Расскажите, кому предназначена ваша методика.

– Моя методика рассчитана только на взрослых. Я работала только со взрослыми слушателями: сразу после института пришла в организацию, и с тех пор преподаю именно этой аудитории. Я окончила педагогический институт по специальности "казахский язык и литература". У нас была казахская филология, и я могла преподавать и в казахских, и в русских классах. Но нигде нас не учили, как преподавать язык как иностранный – ни в вузе, ни по учебникам. Поэтому, когда мне давали группы, я не знала, как сделать, чтобы люди начали говорить.

Разделение на "казахский язык в русских классах" существует, но подход тот же. Даже там не объясняют язык как систему, предназначенную для изучающих его как неродной. Возможно, у носителей языка тоже есть свои пробелы, но всё же им проще: они находятся в языковой среде и развитие идёт естественно, как у русскоязычных, которые от школы до института осваивают язык поэтапно. А у взрослых студентов, изучающих казахский, часто есть ожидание, что всё можно выучить за год, и в этом главная трудность.

Главное отличие моей методики в том, что темы строятся вокруг реальной жизни: спорт, здоровье, работа, информационная перегрузка, технологии, биоритмы. Всё, что окружает человека и формирует его частотный словарь. Второе важное отличие – я не использую воспитательный тон.

Возможно, в школе воспитательный процесс необходим, но взрослые люди приходят на курсы с другой мотивацией. Поэтому мои уроки проходят без давления, агрессии и морали. Я создаю пространство, где человек может говорить много, задавать вопросы, чувствовать себя свободно.

– Как вы решаете, о чём говорить со студентами? Что определяет выбор тем в вашей методике?

– Я постоянно обновляю темы. То, что было актуально несколько лет назад, может устаревать. После пандемии всё очень изменилось, и я стараюсь учитывать это. Смотрю, что происходит в реальности, переношу это в лексические темы. Частотный словарь остаётся базой, он не меняется, меняется тематика. Например, сейчас появилось много площадок, где люди обсуждают всё открыто – подкасты, блоги, социальные сети. Люди стали говорить о вещах, которые раньше не обсуждали, в том числе о проблемах языка.

Сейчас больше искренности и рефлексии. Можно свободно выражать мнение, обсуждать политику, личные взгляды, и это, конечно, радует. Я стараюсь быстро адаптировать темы под эти изменения. Частотные слова всё равно появляются естественно, когда создаёшь тексты. Это база, которая повторяется на каждом уровне. Возможно, 10–20% новой лексики добавляется, но основа остаётся, просто наращивается постепенно.

Иногда я вдохновляюсь тем, что вижу на Netflix, например, документальный фильм о здоровом образе жизни. Думаю: "А почему бы не сделать урок на тему ЗОЖ?" И создаю текст на казахском. Студенты всегда откликаются, потому что тема им близка. Многие сейчас занимаются спортом, йогой. Я, например, сама практикую аштангу и иногда думаю: а как бы это прозвучало по-казахски? Например, как назвать глубокие мышцы, дыхательные практики, пранаяму, не просто перевести, а передать смысл на родном языке, чтобы это звучало естественно и по-нашему. Это студентам очень нравится, потому что отражает их реальную жизнь.

Сейчас люди живут в условиях информационного перегруза, и я беру такие темы, как "информационный детокс", "здоровый ритм жизни". В этих темах казахский язык звучит современно, живо, близко человеку. Уроки у нас на одном дыхании проходят.

– Сколько времени отводится на каждый навык?

– Не одинаково. У меня есть платформа, где студент может отрабатывать навыки в реальном времени. На уроках основное внимание – говорению и аудированию, примерно 80% времени. Аудирование встроено в систему: студент может слушать записи сам или вместе со мной. Один модуль включает два-три урока, где мы чередуем аудирование, чтение и обсуждение.

На письмо уделяю меньше времени, так как большинство взрослых хотят говорить спонтанно. Но если студент – госслужащий или работает с документами, мы делаем упор на письменную часть.

– Вы говорите, что аудирование – ключ к изучению языка. Сколько внимания вы уделяете этому навыку?

– Мои студенты делятся на две группы. Первая – это иностранцы, в основном русскоязычные, которые не воспринимают казахскую речь на слух. Вторая – казахи, которые всё понимают, но не могут говорить. Со второй группой, конечно, легче, потому что у них уже есть база. А с первой – почти 80% работы уходит на аудирование.

Я поняла, насколько это важно, когда учила английский в Британии. Там никто не говорит одинаково: в каждой части страны свой диалект, всего их 34 Точно так же и в Казахстане. На востоке говорят по одному, на юге по-другому, на севере иначе. Это нормально. Но у нас почему-то до сих пор идеализируют произношение. В учебниках весь уровень озвучивает один диктор с "идеальным" казахским, а в реальности так не бывает.

При изучении английского я смотрела сериалы: сначала с субтитрами, потом без, чтобы тренировать ухо. А у нас до сих пор нет ни одного сериала с казахскими субтитрами – только с русскими. Мозг, естественно, выбирает то, что проще, и человек не прогрессирует.

Я сама создаю аудио для студентов. Прошу записывать родственников, коллег, друзей из разных регионов. В каждом регионе своя особенность произношения, свой диалект, и это нормально. Так студенты учатся понимать реальную речь. В международных стандартах это норма: например, на экзамене IELTS у экзаменатора может быть индийский акцент, и это никого не смущает. А у нас человек начинает говорить с акцентом, и его тут же критикуют. Для взрослого это может стать травмой, и он теряет уверенность.

Поэтому считаю, что акцент – это естественно. Главное, чтобы человек говорил и понимал. Ведь коммуникация начинается с восприятия: чтобы ответить, нужно сначала понять, что тебе сказали. Поэтому аудирование всегда первично.

Конечно, сильный акцент мешает, и я работаю с произношением на уроках. Но нередко даже от тех, для кого казахский неродной, ждут безупречного звучания, а ведь главное, чтобы человек говорил и понимал.

– Что нужно, чтобы выучить язык по-настоящему, а не просто пройти курс?

– Самое главное в изучении языка – это стандартизация. Нужно опираться на уровни от A1 до C1, которые существуют во всех языках. Это чёткая система. Ещё одна проблема – дисциплина взрослых студентов. Многие думают: "Я за год выучу казахский". Но если заниматься три раза в неделю, то это всего около 120 часов в год, с учётом пропусков и отпусков.

Для сравнения: в университете иностранный язык изучают по 6–8 часов в день в течение четырёх лет. А взрослый человек работает восемь часов, спит восемь, и только восемь часов остаётся на всё остальное – семью, спорт, отдых, учёбу. Поэтому в зрелом возрасте решающим становится постоянство. Если человек занимается стабильно хотя бы три раза в неделю по программе, то результат обязательно будет.

Когда я беру нового студента, первый месяц считаю пробным. Я наблюдаю за ним, он за мной, и уже понимаю, сможет ли он освоить язык. На самом деле выучить язык может каждый, всё зависит от обстоятельств и дисциплины. У меня есть студенты, которые приходят на уроки несмотря на бурю, снег или стресс на работе – и именно у них есть результаты.

– Вы как-то упоминали, что преподавателю, который сам не учил иностранный язык, сложно преподавать казахский как иностранный. Почему?

– Потому что он не чувствует этот процесс изнутри. Он не знает, каково это – не понимать, ошибаться, искать смысл. В моей школе есть программа и методические модули, по которым работают все преподаватели. Я объясняю, где и как применять вспомогательные глаголы, как отрабатывать грамматику, чтобы каждый понимал логику языка. Даже если преподаватель не владеет иностранным, у него должна быть чёткая структура, по которой он ведёт урок.

– А есть ли сейчас специалисты, которые хотят преподавать русский язык как иностранный так же системно, как вы преподаёте казахский?

– После того как я начала вести Instagram, многие стали спрашивать, есть ли у меня курс русского для казахоязычных. Ведь для них русский – второй язык, и, как оказалось, подходящего формата обучения не хватает. Даже мои коллеги, которые не свободно владеют русским, признаются, что давно хотели учить его системно, как иностранный язык, но не нашли преподавателя, который объяснял бы именно так – пошагово и понятно. Грамматика вроде бы есть, но когда доходит до объяснения, например, приставок или предлогов, возникают трудности. Я могу сказать: вот это работает так, это иначе, но всё систематизировать очень сложно. Русский язык – это среда сама по себе колоссальная. Люди осваивают его в повседневной жизни без особой систематизации. Хотя, возможно, в других странах такая система есть, я точно не знаю.

Составлять методические материалы по казахскому языку русскоязычному может быть проще, потому что, изучая казахский, он может разглядеть в нём логику. А казахский язык сам по себе очень логичный. В нём всё выстроено последовательно и поддаётся систематизации, если заняться этим серьёзно.

Макпал проводит индивидуальные онлайн-занятия / Фото из личного архива

Эпоха после Байтурсынова

– Когда вы создавали свою методику, вы почувствовали внутреннюю логику казахского языка?

– Всё оказалось очень просто и понятно. Я часто думаю: насколько же у нас всё логично! Для сравнения, русский язык – невероятно сложный, особенно если объяснять его как иностранный. Я русский понимаю интуитивно, сама из Костаная, выросла в этой среде. Конечно, я что-то уточняю, гуглю отдельные слова, но всё равно языковая среда играет колоссальную роль.

– Получается, казахоязычная среда сегодня не так сильна, как хотелось бы?

– Приходится всё систематизировать и не полагаться только на среду. Почему я постоянно говорю о казахском контенте? У нас до сих пор живо представление: хочешь выучить казахский – поезжай в аул. Но там в основном разговорный язык. Это не академический казахский. Люди часто этого не понимают.

Во всём мире всё подлежит стандартизации: есть стандарты мебели, производства, технологий. Точно так же должен быть стандарт и для языка – стандартизация грамматики, лексики, речи. В вузах нужно открывать специализированные направления: казахский язык в сфере нефтегаза, медицины, права, технологий. Не просто факультеты филологии, а практические отделения по отраслям. Тогда язык естественно войдёт во все профессиональные сферы, и развитие произойдёт само собой.

– Что можно было бы изменить в государственной системе образования, чтобы улучшить преподавание и популяризировать казахский язык?

– Это отдельная и очень важная тема. Когда я работала в организациях, часто задавала коллегам вопрос: "Почему так?" Но в ответ слышала: "Ты молодая, у тебя нет степени, не вмешивайся". Хотя на самом деле вопрос не в возрасте, а в подходе.

Со времён Ахмета Байтурсынова, автора первого фундаментального труда по казахскому языку "Тіл-құрал", никто не систематизировал язык заново. Сегодня многие учёные-филологи продолжают изучать жанры, пословицы и произведения, но почти никто не занимается грамматическими конструкциями и частотными словарями. А ведь именно это необходимо, чтобы люди начали говорить. Пусть исследование будет посвящено одной конструкции, но важно поставить точки, выстроить систему и обновить подход.

Самое важное, чем должны заняться государственные органы, – адаптация международного стандарта под казахский язык. Попытки выпускать учебники по национальному стандарту уже были. Я их все купила и изучила, но результата не увидела. Материалы яркие, с дисками и иллюстрациями, но без структуры. Конструкции уровня B2 встречаются в уровне A2, слова в аудировании не совпадают с текстами, грамматика не связана с говорением. Один диктор озвучивает весь курс, из-за чего учебный процесс теряет живость. Всё это приводит к перегрузке и хаосу, в итоге студенты не прогрессируют.

Чтобы создать действительно работающий стандарт, нужны специалисты, владеющие несколькими иностранными языками и понимающие международные подходы, особенно в обучении взрослых. Даже если таких экспертов мало, можно пригласить их и совместно выстроить логику программы. Ведь знание языка не делает человека преподавателем, как умение водить машину не делает инструктором.

У нас есть институты и комитеты по казахскому языку, но реальных результатов нет. Я не боюсь об этом говорить, потому что вижу это изнутри и работаю в этой сфере уже 16 лет. За это время можно было всё пересмотреть и создать заново. Но по-прежнему всё держится на энтузиазме обычных преподавателей, таких как мы.

Нам нужен казахский Netflix

– А что насчёт роли среды и социализации?

– Она очень важна. Я помню, как в Англии спросила у преподавателя, смогу ли я говорить свободно. Он ответил: "Мы дадим вам 200 часов английского, но то, насколько вы социализируетесь и будете использовать язык, зависит только от вас". Даже они не дают стопроцентной гарантии. Всё зависит от среды, в которой живёшь.

Каждый живёт в своём "мыльном пузыре": у кого-то окружение полностью казахскоязычное, у кого-то – русскоязычное. И я не говорю, что у нас нет казахской среды. Она есть, ведь около 70%  школ – казахские. Но создание интересного контента на казахском – это уже совсем другое.

Нам нужен казахский Netflix. Современные сериалы, дубляжи, подкасты на казахском с казахскими субтитрами сделали бы язык живым, естественным, повседневным. Сейчас, к счастью, появляется молодое поколение, которое делает отличный дубляж на казахском, что радует. Но у большинства фильмов субтитры всё ещё на русском, и мозг автоматически переключается на лёгкий язык. Было бы здорово добавить казахские субтитры – это сильно помогло бы тем, кто изучает язык.

Когда я готовлю материалы к урокам, ищу картинки, ассоциации, примеры, я почти ничего не нахожу на казахском. Например, на днях прошёл форум по искусственному интеллекту. Казахстан активно движется вперёд в сфере AI, но как мы можем говорить об искусственном интеллекте на казахском языке, если у нас даже нет нейросетей, работающих на казахском?

– Как вы считаете, что нужно сделать, чтобы казахский язык становился ближе людям?

Мне кажется, одна из наших проблем – излишняя назидательность и перфекционизм. Вместо того чтобы поддерживать тех, кто старается говорить на казахском, людям часто указывают на ошибки, поправляют произношение, осуждают за акцент. Это отталкивает. Язык должен вдохновлять, а не вызывать страх говорить.

Казахский язык – живой и гибкий, в нём чувствуется дух простора и внутренней свободы. Он способен развиваться, адаптироваться, звучать современно. Всё, что нужно, – создавать вокруг него естественную среду, где говорить на казахском будет просто и приятно.

Новости партнёров